Эликсир жизни - Страница 32

– Вы забываете, со своей стороны, что я человек женатый. Нара презрительно улыбнулась.

– О! Брак никогда еще не был препятствием ни для мужчины, ни для женщины, которая желает его заполучить. Царицы кулис считают за особую заслугу, если им удается ощипать какого-нибудь пижона, попавшего в их сети, в ущерб семье, которая остается в тени, чтобы не стеснять своих возлюбленных. По большей части законные жены не имеют ни малейшего понятия о достоинствах своего супруга, о его любезности, великодушии и снисходительности, которые он выказывает этим жрицам Венеры. Только в их будуарах могла бы законная половина составить себе истинное понятие о характере своего господина и повелителя, который нигде не бывает так скучен и капризен, как под супружеской кровлей. Не удивляйтесь: я говорю одну только истину. Вы, Супрамати, еще наивны и неопытны; но подождите и увидите, что будет, когда вы приедете в Париж, остановитесь в завещанном вам Нарайяной укромном отеле, и по городу распространится слух, что набоб прибыл. Со всех сторон появятся друзья и будут стараться всячески развлекать вас. А какое более благородное развлечение может быть, как не покровительство талантам, которыми кишит театральная богема! Вы не вкусили еще такого удовольствия как быть «своим» за кулисами, вовремя поднести какую-нибудь драгоценность или букет, устроить увеселительную поездку с «этими дамами», а – высшая награда – носить в петлице цветок, данный вам какой-нибудь театральной звездой. Как бы грязна ни была рука, давшая цветок, вы будете считать его очищенным талантом и презрительно станете сравнивать эту шикарную и очаровательную фею со своей законной супругой, существом глупым, стеснительным ярмом, которая осмеливается еще иметь на вас какие-то права и претензии…

Морган слушал, онемев от удивления. Острая горечь, звучавшая в голосе Нары, и мрачный огонь, вспыхивавший в ее глазах, указывали, что в эту минуту прорвались наружу долго сдерживаемые чувства. Нарайяна должен был глубоко оскорбить эту женщину с глазами сфинкса, чтобы внушить ей такое презрение к самым священным узам, соединяющим людей.

Теперь только он понял, почему та не пролила ни слезинки при известии о смерти Нарайяны.

– Несправедливо взваливать одну и ту же вину на виновного и на невиновного, Нара, – с живостью сказал он. – Я вижу, что другой заставил вас много страдать; но я, будьте уверены, слишком проникнут сознанием долга, чтобы пренебречь обязанностями, принятыми мною на себя сегодня.

Нара рассмеялась присущим ей легким и загадочным смехом.

– О! Долг – понятие растяжимое, а для мужчин оно служит синонимом эгоизма. У мужчины всегда и прежде всего стоит исполнение разных обязанностей по отношению к самому себе, а самая священная из этих – это тщательно скрывать от жены все тайные похождения своей интимной жизни для того, понятно, чтобы избавить ее от огорчений и не смущать домашний мир. Все, что я говорю, Супрамати, не относится прямо к вам. В настоящее время я не требую от вас верности, и до той минуты, когда мы окончательно соединимся, вы можете смотреть на себя, как на свободного человека. Живите и наслаждайтесь всеми удовольствиями. При такой долгой жизни надо все испробовать и все узнать. Свобода же, которую я вам даю до нашего возвращения в Венецию, избавит вас от необходимости придумывать массу лжи, чтобы скрывать и прикрывать ваши измены ложными клятвами.

– Как можете вы, Нара, так обижать меня, приписывая мне Бог знает что? По какому праву предполагаете вы, что я, проведя самые опасные годы юности в трудовой и честной жизни, начну теперь вести безумную и разгульную жизнь?

– Потому что вас еще не искушали два самых опасных соблазнителя: здоровье и богатство. Вы не хотите понять, что эликсир жизни нисколько не изменяет нашей человеческой природы, наших увлечений и слабостей. Мы доступны всем горестям, страстям и похмелью, терзающим людское сердце; только мы не находим успокоения в смерти. Мы остаемся пленниками плоти, вечно обновляемой неизвестным жизненным соком, пленниками наших упорных инстинктов, не желающих умирать.

– Нет, нет, Нара, вы несправедливы и неблагодарны в отношении чудесного дара, обеспечивающего нам жизнь. Я, напротив, смотрю как на благодеяние, что нам сохранена способность любить и ненавидеть, чувствовать горе и радость. Без этого так пуста и скучна была бы бесконечная жизнь, защищенная от смерти – этого дамоклова меча, висящего над головой всякого живого существа. Кроме того, разлучение тела и души – операция более чем болезненная, даже страшная, и только избранные покорно переносят ее.

– Придет время, Супрамати, когда вы станете смотреть на смерть, как на освободительницу. Вглядитесь повнимательней в членов нашего братства, и вы убедитесь, что большая часть их утомлены долгим жизненным путем и жаждут перемены.

– Может быть, когда-нибудь и я дойду до такого утомления, но в настоящую минуту мое сердце только полно доверия, энергии и благодарности за то, что передо мной открыто обширное поле для полезной работы; я могу только прославлять за то Бога. У меня остается лишь одно желание: убедить вас, Нара, что любовь – это чистое и божественное чувство – может излечить все душевные раны.

– Да, если бы она была такой, какой вы ее себе воображаете; но любовь между мужчиной и женщиной – это вечная борьба противоположных интересов; бескорыстную привязанность чувствуют только к детям, друзьям и животным. Но оставим этот разговор; у меня пока составилось на этот счет твердое убеждение. Я считаю всех мужчин изменниками и циниками, снисходительными ко всем порокам, которыми женщина может быть им приятна, но беспощадными ко всякому беспристрастному суждению об их собственной личности.