Виконт заметил грозовые тучи, омрачившие горизонт праздника, и как искусный распорядитель пира принял меры, чтобы враждебность эта не перешла в баталию; шампанское не переставало течь рекой. Наэлектризованный разговором собеседников и перекрестным огнем острот, трезвый и сдержанный Супрамати осушал стакан за стаканом, позволяя ухаживать за собой героиням полусвета и забавляясь их соперничеством. Он был уже достаточно пьян, когда отдал наконец пальму первенства Пьеретте, проводив ее домой в собственном экипаже, несмотря на ярость Мушерон.
Само собой понятно, что прекрасная грешница не отпустила его от себя. Они еще раз поужинали вдвоем и впервые в жизни Супрамати предался одному из тех безумных наслаждений, которые до сего времени ему были неизвестны.
На следующее утро, благодаря чудесным свойствам эликсира жизни, Супрамати чувствовал себя свежим и бодрым, будто он спокойно отдыхал, а не провел ночь в оргии. Но душа его тоже отрезвилась и краска стыда выступила на щеках, так как он ясно припомнил, что говорила ему Нара о распущенности мужчин. И она была права, презирая его раньше, чем узнала!
Прошел всего один только день, как он приехал в Париж, а он уже сделал неверность, и притом одну из самых недостойных, так как она была сделана не под влиянием сердечного увлечения, а винных паров. Он изменил жене с развратной и бесстыдной женщиной. Он даже не чувствовал большого удовольствия, присутствуя на оргии, устроенной в его честь: только мелочный триумф его нового положения польстил его самолюбию и возбудил его прежде дисциплинированные чувства.
Однако это чувство стыда мало-помалу перешло в досаду на Нару. Если бы она не отсрочила их окончательного союза на год, он скромно и честно жил бы в Венеции или в каком-нибудь другом месте и, конечно, не бегал бы по кабакам в обществе погибших женщин. Но раз Нара сама захотела этого, то нужно же было ему как-нибудь убивать время. И почему бы ему не покровительствовать «талантам», как это делал Нарайяна? Благодаря Богу, ему нет надобности скаредничать.
Правда, он не имел еще случая оценить таланты людей, с которыми познакомился накануне. Мужчины выказали только грандиозный цинизм и подозрительную нравственность, что же касается женщин, то ему не приходилось еще встречать подобных. Бедный чахоточный доктор не мог поднимать взоры на закулисных звезд и кокоток высшего полета, не имея средств покупать благосклонность жриц наслаждения, которые, как гиены, оспаривают друг у друга богатого и щедрого любовника.
И, действительно, у них все – «искусство», начиная с покрывающих щеки румян и кончая монологами любви, которые они повторяют как новичку, так и опытному кутиле, берущему их для придания себе рельефа человека моды, достаточно богатого, чтобы содержать их.
– О! Эти дамы полусвета очаровательны, – с глубоким вздохом сказал ему вчера виконт. – Но они страшно жадны. На то, что они выманивают, свободно можно содержать три законные семьи: чтобы удовлетворить их вкусы, люди рискуют разориться.
При воспоминании об этой фразе улыбка скользнула по губам Супрамати. Он не рискует разориться ни материально, ни физически; но тем не менее будет с умеренностью развлекаться.
К завтраку приехал виконт с необыкновенно разнообразной программой дня, но Супрамати объявил, что он хочет побывать в соборе Богоматери и осмотреть Луврский музей; впрочем, он согласился вечером поехать в Альказар.
– А затем ужинать с Пьереттой? – спросил виконт с многозначительным взглядом.
– О, нет! Ежедневно наслаждаться обществом мадемуазель Пьеретты было бы слишком скучно.
– Понимаю! Вы еще чувствуете себя утомленным после вчерашнего вечера. Или, может быть, вы сожалеете, что не выбрали Мушерон? Бедняжка так старалась вам понравиться, – со смехом заметил де Лормейль. – Последнее поправимо. Скоро, дорогой друг мой, вы войдете во вкус веселой жизни, полной все новых и новых впечатлений.
По моему мнению, принц, во время ваших долгих путешествий вы вели слишком аскетическую жизнь, посвящая чересчур много времени науке и очень мало действительной жизни. Это необходимо исправить, а лучшая школа для этого – это общество артистов и жриц свободной любви.
Эти женщины умеют жить. Их утонченный вкус кладет особенный отпечаток изящества на все, что их окружает. Я знаю, что на этих опасных чаровниц смотрят с презрением замужние женщины, то есть женщины честные или, говоря иначе, женщины с ограниченным кругозором, для которых весь мир заключается в хозяйстве и детях. В подобной среде человек как бы застывает; в течение же долгого времени тоска и скука подобного мещанского существования в супружеском гнезде может всякого сделать идиотом.
– Уж не женаты ли вы, что такого дурного мнения о супружеской жизни? – с улыбкой спросил Супрамати. Лицо виконта омрачилось.
– Увы! Принц, вы угадали. Я женат на очень наивной институтке, мечтавшей о вечной идиллии и предъявлявшей нелепые требования. Если она находила адресованную мне любовную записку от женщины, с которой я поддерживал, между прочим самый невинный флирт, то падала в обморок, всюду трезвонила о моих злодеяниях и требовала, чтобы я довольствовался ее обществом… Смешно!… И при этом у самой ни тени вкуса или шика. Тщетно пытался я переделать ее нелепое воспитание и развить в ней чувства истинного изящества. Я показывал ей в театре туалеты и прически – настоящие образцы шика и утонченного вкуса – советуя подражать им. Но Великий Боже! Когда я сравнивал потом копию с оригиналом, то просто давился со смеху. Ей просто не хватало чего-то неуловимого, свойственного одним артистам. И вот она возненавидела сцену и стала презирать актрис, на которых я указывал ей как на образец и соперничать с которыми у нее не хватало способностей.