Эликсир жизни - Страница 63

Эбрамар выпрямился. Взгляд его пылал, а голос гремел, как глухой гром. Дрожь пробежала по телу Супрамати. Ему казалось, что в могучем тембре этого голоса он слышит Самого Предвечного, справедливо осуждающего Свои непокорные создания и человечество, истощившее Его милосердие, покрытое кровью и грязью.

С болезненною ясностью восставала в памяти грустная картина физических и социальных бедствий, приводящих в отчаяние мир и терзающих общество. Ненасытное тщеславие правительств, давящих налогами народ ради вооружения, превратило весь мир в военный лагерь и держит вселенную под вечной угрозой ужасной братоубийственной войны; отчаянные спекуляции, грабящие людскую массу в пользу немногих, создают этим пролетариат, терзаемый алкоголизмом, всеми болезнями порока, пылающий ненавистью и завистью и являющийся бичом человечества под видом анархизма, который разрушение и убийство возвел в закон.

И слова Эбрамара находили словно себе подтверждение в тысячи зловещих симптомов, в разрушении всех принципов, поддерживавших некогда человечество, как-то религия, долг, благородство, добродетель, любовь к семье и родине. Возмущенная природа напоминала как будто о себе повторяющимся все чаще и чаще голодом, атмосферными катаклизмами, явной переменой климата, смертоносными эпидемиями, возвратом проказы и массой других вещей, перечислять которые было бы слишком долго…

Гнетущая тоска сдавила сердце Супрамати и он схватил руку Эбрамара.

– Нельзя ли просветить человечество и открыть ему глаза на те бедствия, какие оно вызывает по своей слепоте? Нельзя ли, наконец, спасти его помимо его желания, как взрослый спасает ребенка от опасности, которой тот не постигает? Неужели вы, ученые, мудрые, повелевающие стихиями, не имеете власти, и на вас не лежат обязанности спасти ваших братьев?

Эбрамар покачал головой.

– Мы не властны спасти помимо его воли это тщеславное, нечестивое и неверующее человечество, одинаково насмехающееся как над загробными голосами, так и над призывом своих ученых, которые твердят, ему: не уничтожай растительность, не истощай землю и не избивай ее население. Настоящее человечество – это палач будущих поколений, которые проклянут его за оставленное им адское наследие. Обезумев от эгоизма и жажды наслаждений, оно летит в бездну, с идиотским благодушием отплясывая на вулкане и на трупах своих братьев, уже убитых зараженной атмосферой. Катастрофа, сын мой, неизбежна, так как непоколебимый закон мстит за всякое злоупотребление, будь то физическое, политическое или планетарное. Итак, повторяю, не в нашей власти отвратить катастрофу, вызванную скоплением злоупотреблений. Тем не менее, настанет и наш час – и к этой-то тяжелой минуте мы должны готовиться безустанным трудом, так как, несмотря на все, мы будем слабыми насекомыми, сметаемыми бурей. Когда умирающее человечество, лишенное хлеба и воздуха, наполнит мир своими криками отчаяния, тогда из пещер, гротов и других тайных, недоступных убежищ появится целая армия магов для заклятия бушующих стихий и для спасения того, что еще может быть спасено. Тогда настанет минута выдержать экзамен и доказать приобретенное нами знание, волю и могущество. Итак, работай, сын мой, чтобы ты мог встать в наши ряды в эту торжественную минуту и занять почетное место.

– Учитель! Оставь меня здесь работать под твоим руководством! Избавь меня от соприкосновения с нечистым миром, откуда я пришел! – со страстной мольбой вскричал Супрамати.

– Ты просишь невозможного, дитя мое! Твоя душа еще полна плотских чувств и слишком слаба, чтобы приступить к великому, преподающемуся здесь знанию. Когда ты победишь желания и слабости плоти, дисциплинируешь волю и изучишь тайны черной магии, а твоя смелая душа будет повелевать стихиями и грубыми, низшими существами, ты вернешься ко мне. А пока моя душа будет бодрствовать над тобой. Я поддержу тебя в тяжелые минуты и явлюсь, когда сочту это нужным, так как для меня не существует расстояния. Будь мужествен и спокоен! На твоем челе я вижу пламя, которое говорит мне, что настанет день, когда ты вместе с нами будешь работать над великим делом…

Глава девятая

Дальнейшее время было для Супрамати временем счастья и невыразимого покоя. С согласия Эбрамара он решил провести у него два месяца, чтобы приготовиться в этом уединении к тяжелому испытанию первого посвящения, к которому решил приступить, как только позволят обстоятельства. И действительно, не было более удобного места для сосредоточения, размышления и умственной работы, чем этот маленький затерянный в глуши дворец, где царил чистый горный воздух и где только шум водопада и пение птиц нарушали глубокую тишину.

До этого убежища труда и знания не доходил ни малейший шум снаружи, здесь не было ни одной красивой женщины-искусительницы, чтобы отвлекать от серьезных мыслей. Глубокие проблемы бесконечного и разговоры с Эбрамаром до такой степени интересовали Супрамати и открывали ему такие обширные и неожиданные горизонты, что его восхищение своим учителем увеличивалось день ото дня, принимая размеры страстного обожания.

До обеда индус был невидим, и Супрамати читал или прогуливался по окрестностям; все же время после полудня и вечера было посвящено беседам. В эти-то часы, которых Супрамати так нетерпеливо ждал, Эбрамар с неистощимым терпением отвечал на все вопросы и объяснял все проблемы, понять которые жаждал его слушатель.

Однажды они снова беседовали о готовящейся катастрофе, которую сулит в будущем людская непредусмотрительность, и Супрамати был положительно поражен глубокими познаниями Эбрамара в социальных, религиозных, политических и даже промышленных вопросах, волновавших современное общество.