Эликсир жизни - Страница 84

Супрамати задумчиво вернулся к себе и стал размышлять о своем разговоре с Нарой. До сих пор при их свиданиях говорилось мало о любви, но много горьких истин, а между тем эта странная и умная женщина неудержимо влекла его к себе. Все, что она говорила, была горькая истина. Разве поколение, среди которого он жил, не было действительно лишено всяких идеалов и принципов? Семья, основанная на личной выгоде, расшатанная эгоизмом и распущенностью, не могла помочь такому положению дел. Живя среди родителей, вечно воюющих, или до такой степени равнодушных друг к другу, что они казались чужими, где же почерпнуть несчастным детям чувство любви и взаимного самоотречения, которое облагораживает человека и руководит им в жизни, внушая ему сознание долга и уважения к закону - не тому закону, который написан в «Своде», ибо человек всегда будет презирать «букву», безнаказанно воруя или распутничая, – а к закону совести.

Деморализация семьи всегда влекла за собой падение народов.

Ему невольно вспомнились слова Эбрамара о медленном, но неизбежном разрушении планеты, истощенной и разграбленной жадным человечеством.

Со смешанным чувством счастья и страха спрашивал он себя, какова будет его жизнь с выдающейся женщиной, дарованной ему судьбой, женщиной, которая изучила тайны и читала мысли? Минутами он почти боялся ее, до такой степени та казалась ему выше него. И еще раз он поклялся с жаром приняться за учение. Он не хотел, подобно Нарайяне, пасть жертвой законов, которые он мог вызвать, не будучи в состоянии управлять ими.

Вечером в салоне Нары собралось небольшое общество, принадлежавшее к высшему кругу Венеции, и хозяйка представила своим гостям Супрамати как своего жениха. Весть об их обручении никого не удивила. Всякий понимал, что молодая и красивая женщина не могла вечно оставаться вдовой, а ее брак с братом покойного мужа гарантировал ей все преимущества положения и состояния, которыми она пользовалась. Кроме того, он был достаточно красив, любезен и симпатичен, чтобы быть любимым. Что же касается Супрамати, то было вполне естественно, что он влюбился в такую очаровательную женщину.

Поэтому все почти искренно поздравляли помолвленных и желали им всяких благ. Затем было подано шампанское, и Нара пригласила присутствующих на свадьбу, назначенную через две недели.

– Только очень скромную, в самом интимном кругу, – прибавила молодая женщина. – Мой первый брак сопровождался шумом и помпой; повторение же такой торжественной церемонии пробудило бы во мне слишком грустные воспоминания.

Глава двенадцатая

Две недели промелькнули как во сне, и настал, наконец, день свадьбы.

Супрамати с часу на час становился все влюбленнее. Ум и красота Нары покоряли и опьяняли его; он даже не замечал того, что молодая женщина приобретала над ним все большее и большее влияние.

По желанию Нары, старый протестантский священник должен был освятить их брак перед алтарем, устроенным в большом зале и обставленным экзотическими растениями.

С волнующимся сердцем Супрамати преклонил колени на пурпурной подушке, рядом со своей невестой, которая никогда еще не казалась ему такой очаровательной.

И действительно, Нара была похожа на чудное видение, со своей длинной фатой и с гирляндой неизвестных цветов, похожих на лилии, только меньших размеров и с фосфоресцирующими чашечками. Лицо ее было серьезно и сосредоточенно. Супрамати показалось, что она с жаром молилась.

Вечер прошел весело. Гости, не подозревавшие, конечно, что сочетались двое «бессмертных», горячо желали новобрачным дожить до бриллиантовой свадьбы.

В десять часов приглашенные разъехались и молодые супруги разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться. Час спустя счастливый Супрамати шел в общую спальню, которую отделал с царской роскошью.

Это была большая комната, обитая белым атласом. Когда Супрамати вошел, Нара еще сидела перед кружевным туалетом. На ней был надет пеньюар из индийской ткани, с широкими открытыми рукавами, и камеристка кончала причесывать ее роскошные волосы, которые, подобно заблудившемуся лунному лучу, рассыпались шелковистой массой даже по ковру.

При входе мужа Нара встала, отпустила служанку и, сев на диван, с улыбкой протянула ему руку. Супрамати опустился на колени и страстно поцеловал молодую жену.

Нара возвратила поцелуй, а затем спросила с лукавым видом:

– Теперь, когда мы вторично обвенчаны, не желаете ли вы, чтобы я рассказала историю моей жизни, которая так интересует вас?

– Прежде всего, я не желаю больше слышать из твоих уст церемонного «вы». А затем, если говорить откровенно, сколь ни интересно мне твое прошлое, но я предпочитаю ему настоящее, и час любви – часу откровенности, – полусмеясь, страстно ответил он.

– Вот они, мужчины, во всем своем наивном эгоизме: удовлетворение своего личного «я» – всегда на первом месте, – ответила Нара, слегка краснея, что придало особенную прелесть ее всегда бледному и прозрачному лицу.

Супрамати хотел ответить, но вдруг задрожал и побледнел. Ему показалось, что из-за драпировки высунулась голова, и черные глаза Нарайяны с дьявольской злобой глядят на него.

– Успокойся, Супрамати! Вид Нарайяны не должен пугать тебя, и в моем присутствии тебе нечего бояться, – сказала Нара, привлекая его к себе на диван.

Затем она встала и сделала в воздухе знак рукой. Тотчас же перед пораженным взором Супрамати появился, подобно лунному лучу, сияющий крест.

– Смотри! Вот знак белой магии, который служит непреодолимой преградой для всякого нечистого духа. Чтобы вызвать его, надо пройти, по крайней мере, первую степень высшего посвящения, – сказала Нара, садясь обратно на диван. – Колдун может создать только пентаграмму, которую маг носит на груди как видимый знак своей абсолютной власти над черной магией, побежденной крестом.